Сколковский институт науки и технологий (Сколтех) получил 2018 году награду Rising Star of Citation Impact за демонстрацию самого большого роста количества публикаций и цитат среди российских институтов. Учеба в Сколтехе проходит для студентов на английском языке, а конкурс на место среди иностранных абитуриентов составляет 100 человек на место. Для Сколтеха на территории инновационного центра “Сколково” возводится уникальный, инновационный и высокотехнологичный комплекс. Об учебном процессе в одном из самых молодых вузов страны ТАСС рассказал ректор института, академик РАН Александр Кулешов.

— Александр Петрович, строительство нового корпуса Сколтеха само по себе стало “научным экспериментом”. В чем его особенность?

— Наше новое здание проектировало швейцарское бюро “Херцог и де Мёрон”, одна из лучших архитектурных компаний мира. Новый корпус Сколтеха — это абсолютно уникальное, первое здание в мире такого размера, построенное точно под конкретное научное оборудование, которое будет установлено в его лабораториях. В нашем новом здании 142 тысячи квадратных метров. Чтобы вы понимали масштаб: на стадии строительства в него легко въезжал 40-метровый грузовик с прицепом, разворачивался и выезжал обратно. Я был во всех лучших кампусах мира, и этого нет нигде. Отдельные здания — да, но не целый проект. В этом смысле мы пионеры.

 

Стоит отметить, что сегодняшние университеты строят новые корпуса только под конкретный проект в расчете на конкретные типы научного оборудования. Никто больше не строит так, как, например, в свое время был построен МГУ на Воробьевых горах: сначала появилось здание, а потом его начали “заселять”. Точность современного научного оборудования такова, что оно требует специальных строительных работ, которые нужно изначально закладывать в проект кампуса. Сначала выбирается оборудование исходя из направлений вуза, а потом под него делается проект с учетом требований. Например, для установки электронно-лучевого микроскопа, у которого точность полангстрема, нужна “плавающая” платформа, многие метры слоев бетона и песка. Причем в строительных материалах не может быть никакой арматуры, так как это магнитные материалы. Более того, бетон должен быть определенного уровня влажности. Так, для одних лабораторий подходит бетон марки В12, для других — только В25 и так далее.

Иногда слышишь ректоров вузов, которые говорят: у меня есть здание, и я думаю, что в нем установить. Такие рассуждения — из прошлого столетия. Сейчас невозможно высокоточное оборудование, требуемое для исследований современного уровня, просто так купить и поставить. А если под этим зданием в радиусе 500 метров ходит поезд метро? Тот же электронно-лучевой микроскоп будет бесполезен.

— Какие лаборатории появятся в новом здании?

— У нас сейчас 28 лабораторий, и мы все планируем перевести их туда. Это очень серьезный процесс, как говорится, два раза переехать — это один раз погореть. Есть лаборатории, которые требуют очень точной юстировки и настройки. Например, лаборатория фотоники. У меня до сих пор сомнения, стоит ли ее трогать, так как переезд несет огромные риски.

Конечно, еще штук шесть новых лабораторий сделаем точно. Прежде всего — те, которые не могли развернуть из-за технических условий в старом здании. Например, лабораторию высокоточного оборудования, где будут стоять микроскопы разных типов.

Также появятся, например, чистые комнаты класса ИСО4 и ИСО5. Это реально очень высокий уровень чистоты. Слова “чистые комнаты” употребляют все, но в нашем случае чистая комната — это не просто хорошо вымытая комната. Для сравнения, в обычном помещении в кубометре воздуха содержится 30–35 миллионов пылинок. В “чистых комнатах” этот показатель ниже в 10–100 тысяч раз.

В подвале мы откроем виварий на 15 тысяч хвостов. Сейчас своего вивария у нас нет. А если бы был, то вы бы это почувствовали: мы бы с вами уже задохнулись. Для ухода за грызунами нужна система вентиляции, их нужно кормить, изолировать и так далее. В нынешних условиях это сделать было невозможно.

— В связи с открытием нового корпуса и новых лабораторий планируете увеличивать набор студентов?

— С самого начала Сколтех создавался как элитный вуз. У нас должно быть 200 профессоров и 1200 студентов. Это план к 2020 году. Сегодня у нас около 1000 студентов, набор в этом году — 360 человек. С аспирантами будет чуть больше (Сколтех обучает только по программам магистратуры и аспирантуры — прим. ТАСС).

— Какой был конкурс в этом году?

— Конкурс ежегодно увеличивается: в прошлом году по магистерским программам он был 35 человек на место для россиян и 100 человек на место — для иностранцев. В этом году — уже где-то 38 для россиян. Но с этого года мы конкурс сознательно ограничиваем. Потому что в прошлом году волна желающих поступить в магистратуру Сколтеха стала для нас неожиданной, мы были плохо к ней подготовлены — люди массово ушли в отпуска, а к нам пришло 11 тысяч заявлений. Это как землетрясение — мы с трудом справились. Тех, кто проходит отбор по документам, на входе в вуз ждет письменный экзамен по математике на четыре часа, экзамен на знание английского языка TOEFL. Кроме того, необходимо пройти собеседование, а также предоставить две рекомендации от людей, которых мы знаем или можем отождествить с соответствующей областью знаний. И это очень сложно. Я вспоминаю себя в 20 лет — тогда одну рекомендацию мне мог бы дать мой научный руководитель. А вот где бы я брал вторую — не знаю.

— Какие самые популярные направления?

— Самый большой конкурс у нас по двум специальностям — во-первых, это Data science (“наука о данных”, раздел информатики, изучающий проблемы анализа, обработки и представления данных — прим. ТАСС). Сейчас, если и есть в мире недостаток специалистов, то самая катастрофическая нехватка — это специалистов в области “науки о данных”. У меня есть выписка из New York Times: в США зарплата специалиста с минимальным опытом в Data science — $200–300 тысяч в год, с хорошим опытом — до $1 миллиона.

И процентов 40 наших студентов сейчас учится на Data science. По этому направлению у нас лучшая команда педагогов в России, которых мы собрали по всему миру.

Второе самое популярное направление — это науки о жизни и все, что связано с биологией. Тут и мозг, и сельское хозяйство, и отчасти медицина — биотехнологии.

— На специалистов-биотехнологов есть спрос в России?

— Для специалистов с Data science никаких проблем с трудоустройством нет, оторвут с руками, только я в день по пять-шесть запросов получаю, нет ли у меня кого?

В биологии история сложнее и зависит от специализации. Например, тем, кто занимается биотехнологиями в сельском хозяйстве, найти работу несложно. Сейчас сельское хозяйство стало одной из самых наукоемких дисциплин, тут все собрано — от физики до генетики. Мы сотрудничаем с крупнейшими агрохолдингами страны, и наши выпускники по этому направлению очень востребованы. А, например, те, кто хотят заниматься биофармакологией, — им уже будет сложнее, так как эту отрасль в России еще только предстоит развивать.

В целом стоит отметить, что биология в настоящее время сливается с Data science — у нас масса проектов, когда над одним исследованием работают биологи и специалисты по машинному обучению или анализу данных.

— Откуда к вам едут поступать?

— У нас есть норма: мы берем до 20% иностранцев. Мы не хотим ни меньше, ни больше, так как иностранные граждане — это классические накладные расходы. Правда (и очень странно), часть иностранцев остается работать в России. Например, несколько человек из прошлого выпуска остались работать преподавателями в нашей Сколковской гимназии. Конечно, иностранные студенты в основном из стран Юго-Восточной Азии. Но есть и американцы, немцы, французы — по чуть-чуть из всех регионов мира.

По России мы в основном смотрим на вузы, с каким дипломами к нам приходят. И 60% — это Московский физико-технический институт (МФТИ, Физтех).

— Трудно учиться в Сколтехе? Отчисляете студентов?

— По итогам первого года магистратуры у нас отчисляются 25% студентов. Мы это уже знаем и зачисляем больше на 25% или около того. Специально, конечно, никого не отчисляем. Но такой процент — это следствие того, как организован в Сколтехе учебный процесс.

Учиться у нас очень тяжело, и не все к этому готовы. Например, в Физтехе первые два года, особенно — первый, идет очень серьезная учебная нагрузка. Но к пятому-шестому курсу она спадает, начинается практическая и исследовательская работа. У нас — наоборот, пятый-шестой курс — страшно перегружены. Это связано с тем, что мы учим новым дисциплинам, которых в России почти нигде не преподают. Мы вынуждены, несмотря на то, что для нас было бы приятнее магистров нагружать исследовательской работой, давать им огромную учебную нагрузку. 

Одна студентка написала пост о том, как учиться в Сколтехе: “Уставшие здесь не ходят”. И это действительно так. Часть людей не справляется, так как физически не готовы к этому: в тот момент, когда во всех без исключения вузах нагрузка идет по убывающей, человеку вдруг в 21 год приходится работать по 12 часов в день. Другой вопрос, что при этом я ни разу не встречал студента, кто бы сказал, что это не имеет смысла.

— На ком держится такой сложный учебный процесс? Кто преподает в Сколтехе?

— У нас примерно 30% не русскоговорящих и 70% русскоговорящих профессоров. И мы пока не выполнили свой KPI по набору преподавателей. И это не связано с тем, что нет желающих: в этом году было подано на рассмотрение 28 заявок. В итоге было принято три или четыре.

— Насколько жесткие требования предъявляются к преподавателям?

— Очень серьезные. Об этом говорит и тот факт, например, что отбором занимается специальная комиссия, которой руководит знаменитый математик Игорь Кричевер. До Сколтеха он был деканом департамента математики Колумбийского университета (США). Я, ректор вуза, не имею никакого отношения к решению этой комиссии и только получаю результат, так как в Сколтехе реализована схема разделенного управления — Shared Governance. Если во всех других российских вузах ректор — и царь, и бог, то здесь у меня очень ограниченные полномочия.

— Работает система?

— Система работает, но я не всегда ей доволен, как любой человек, полномочия которого ограничены. По моему мнению, Shared Governance работает только тогда, когда в университете сложилось некое ядро меритократии, то есть людей, которые уважают свою репутацию. В силу чего они не могут среагировать на звонок, то есть звонок с просьбой для них — это оскорбление. Вот если такое ядро сформировано, то схема работает. В противном случае это превращается в профанацию

— Как оцениваете уровень образования в Сколтехе? Следите за мировыми рейтингами вузов?

— У нас очень высокие показатели. Например, в рейтинге “50 лучших молодых университетов мира”, то есть вузов моложе 50 лет, первое место занимает Технологический университет Наньян из Сингапура. Он имеет, например, показатель — 4,6 публикаций в Web of Science на человека. А у нас 5,6. Но мы в этот рейтинг не попадаем, так как у нас нет программ бакалавриата. Но планируем постепенно переходить на обучение студентов с первого курса.

— Когда планируется открывать набор в бакалавриат?

— Пилотную программу запускаем со следующего учебного года. С самого начала не хотелось работать с бакалаврами, так как для этого понадобилось бы организовывать обучение по общим дисциплинам: философия, физкультура и так далее. Для начала сделаем двойную программу с Физтехом. Планируем учить физиков, так как человек, который четыре года занимался физикой на хорошем уровне, очень легко переобучается на все, что угодно.

— Где в дальнейшем работают выпускники Сколтеха? Многие ли остаются в “Сколково” и запускают свои стартапы?

— Меньше, чем нам хотелось бы. И в этом чувствуем определенный недостаток. Например, в Израиле процент успешных стартапов — где-то 5%. А остальные 95% после неудачной попытки начинают все заново. У нас соотношение примерно такое же, но только 95% не начинают заново, а стараются больше к стартапам не подходить и близко. То есть у нас люди после первой неудачной попытки не настроены на вторую. При этом в большинстве западных фондов есть негласное правило: если у человека это первый стартап, то денег ему не давать. Можно его выслушать, поговорить, последить за работой, но если человек ни разу не упал, то деньги не давать. Так они проверяют в том числе и то, насколько серьезный настрой у человека.

— И почему россияне не настроены на “вторую попытку”?

— Я считаю, что это психологическая проблема. Со следующего года хотим ввести психологический тест для поступающих в Сколтех на проверку степени устойчивости и готовности к рискам. Нам нужны люди с позитивной мотивацией, хотя пока и не понимаем до конца, как их отбирать.

Кстати, это не только наша проблема. В Европе ситуация не лучше, если не хуже. Во Франции, Германии про свои стартапы думают хорошо если полпроцента выпускников. Типично запускать свой стартап для выпускников вузов США, хотя и там ситуация стала меняться из-за гигантской монополизации. Людям кажется престижнее пойти на работу в Apple или Facebook, чем делать свой стартап.

— Если не свой стартап, то где работают выпускники Сколтеха?

— С самого начала Сколтех задумывался как научно-технологический вуз, поэтому наши выпускники работают в компаниях в секторе разработок, R&D. Это может быть Сбертех, Центробанк, “Яндекс” и так далее. Но 100% наших выпускников занимаются инновациями, хотя это слово мне и не нравится.

— Ваши выпускники уезжают работать в другие страны?

— Если вспомнить, то одной из целей, которые ставились перед запуском Сколтеха, было остановить утечку мозгов. Не могу сказать, что мы полностью с ней справились, но что-то безусловно остановили.

Но вопрос тут уже в другом: проблема не в том, что уезжают, а в том, что не возвращаются. Когда я работал в Российской академии наук (возглавлял Институт проблем передачи информации РАН — прим. ТАСС), у нас было правило: ты не мог стать завлабом, если не защитил докторскую и если пару лет не отработал за границей. Я сам всячески поощрял отъезд людей, но, конечно, на какое-то время. Наука действительно стала интернациональной: человек может отработать три года в Университете Принстона, потом два года — в Сколтехе, потом еще где-то. Академическая мобильность крайне важна для развития науки, мы сами практически не берем на работу в Сколтех людей без западного опыта. Поэтому считать надо не по тем, кто не уехал, а по тем, кто не вернулся.

Беседовала: Дарья Золотухина

Источник: ТАСС